Признания одного журналиста
by Schella

Хельсинки прекрасен в это время года. Особенно снег.
Здесь так одиноко, хотя город полон людей…
«Что, уже?!» - изумился Карьялайнен, когда я, раздуваясь от гордости, вручил ему свою законченную статью, повествующую о дизайнерах, разрабатывающих стильные аксессуары для домашних животных. Я, энергично закивав головой, решил намекнуть о причитающемся мне авансе, на что Карьялайнен скучным голосом сообщил, что без сомнения ценит мою работоспособность и оригинальные идеи, но, цитирую: «твои статьи слишком необычны для нашего скромного издания». Я оскорбился, ляпнул: «Ну-у-у, знаете ли…» и плюнул ему прямо под ноги на замусоренный пол. Карьялайнен вяло напомнил мне, что: «не плюйся на бычки, потом раскуривать сложно» и как бы между делом добавил: «Кажется, я хотел тебя уволить ещё в сентябре…». Я хлопнул дверью так, что с потолка посыпалась штукатурка.
Жилые переулки в Хельсинки похожи на лабиринты из игрушечных домиков. В каждом дворе на заснеженную дорожку падает яркая полоска узорчатого света, проникающего сквозь тюлевую занавеску на окне. Редкие фонари, туманными светочами сияющие в пелене снега, припаркованные автомобили, обледенелые тротуары... Черт, а у меня даже сигареты кончились...
Острые снежинки кололи мне лицо. Я шмыгнул носом, потер свои покрасневшие от холода уши и засунул руки в карманы куртки. Мои окоченевшие пальцы наскребли позорную мелочь, мои последние деньги (может, хоть на кружку пива хватит?..) Я вяло тащился вдоль заснеженной набережной, стуча зубами от холода. Было тоскливо. Я понимал, что теперь Юска окончательно на меня разозлится, назовет последним неудачником и пошлет к какой-то там матери. Она всегда предпочитала преуспевающих мужчин…
Страшный момент окончательного выяснения отношений с Юской я решил задвинуть как можно дальше. В связи с этим вдруг вспомнил, что только в «Crazy Grapes» всегда дешевое пиво. Поэтому мне пришлось навернуть ещё пару километров пешком - клуб находился почти на самой окраине города.
Вскоре, совершенно замороженный и облепленный снегом по уши, я нырнул в дебри прокуренного и необыкновенно шумного сегодня «Crazy Apes» . Меня тут же буквально снесло мощной завесой табачного дыма и взрывной волной электрического рева гитар. Щурясь от дыма, я поверх голов разглядел кривляющегося на сцене Брая Мэнсона. И как это я забыл, что он выступает по пятницам в «Crazy Grapes»?!
Народу было невпроворот: всяческого рода сомнительные личности вроде готов, панков, хиппи, сатанистов… Расталкивая обдолбанную молодежь, я как бульдозер двигался к барной стойке и вот тут чуть было не споткнулся о чью-то божественную женскую ножку. Я уже, было, собрался изобразить на растаявшем лице некое подобие милой улыбки, чтобы поинтересоваться, откуда в этом прокуренном аду по пятницам такие чудные ножки, но недовольный женский вздох уже опередил меня. Ярко сверкнула лаковая шпилька, острый носок сапога принялся недовольно раскачиваться вверх-вниз.
Я обернулся. В лицо мне презрительно выдохнули мятную струю дыма «Vogue».
- От тебя скрыться невозможно. Одно слово: журналюга, - сказала Юска, бросив на стол зажигалку, - Везде тебя носит! Что ты тут делаешь? Ты же должен быть в редакции!
Черт, только сейчас я понял, как дорога мне моя Юска. Почему я раньше не замечал какие у неё ножки? Ей определенно идут шпильки!
- Прекрати стоять истуканом и пялиться на меня! – прошипела она вдруг, прикрывая глаза от раздражения.
Видимо, я действительно выглядел полным идиотом, но я не мог оторвать от неё взгляда. Несмотря на недовольство, вид у неё был самый цветущий. В такой морозный вечер Юска была свежа на весенний цветок после дождя…
И только сейчас я заметил сидящего рядом с ней незнакомого мне парня. Парень был откровенно засален, грязноват, волосат и потрепан. Одной рукой он обнимал мою душистую, сверкающую Юску, другой подносил бутылку пива ко рту и отсутствующим взглядом смотрел в окно, за которым шел снегопад.
Меня перекосило.
- Дорогая… - начал я с нервной улыбкой, - Не думал, что встречу тебя здесь… ты же вроде по пятницам навещаешь свою мамочку, нет?..
Юска только пожала плечами, повернулась к парню, обнимающему её, нежно убрала ему за ухо сальную прядку.
- Ничего, если я присяду к вам? – спросил я, бухнувшись на свободное сидение напротив них.
- Ничего… Впрочем, не имеет значения, - рассеяно ответила Юска, - Знаешь, по-моему, сейчас самое время сообщить, что… в общем, это Вилле. Мой новый мужчина.
Юска любовно кивнула в сторону волосатого парня.
«Новый мужчина», наконец, оторвался от возвышенного созерцания пейзажа за окном, сделал глоток пива и медленно перевел взгляд на меня. С таким же выражением в глазах он мог смотреть на стол или другую мебель…
- Винни? Вини-Пух говоришь? - переспросил я, нервно хихикнув.
Брови Юски хмуро сошлись на переносице, глаза сверкнули… боже, какие у неё глаза… Что, моя шутка не удалась?..
- На днях я заберу свои вещи из твоей конуры, - сказала она, элегантно стряхивая пепел с сигареты, - Мне надоело жить в одной квартире с неудачником.
- Да, конечно, - я проглотил заслуженное оскорбление, - Кстати, меня сегодня уволили…
Я не договорил, ожидая слов сочувствия, но Юска только пожала плечами. Потом нежно ткнула своего Вилле локтем в бок.
- Вилле, светик, нам пора.
От «светика» меня передёрнуло, я только заскрипел зубами. Юска вышла изо стола. За ней поднялся этот её Вилле, ссутулившись принялся вяло рыться в карманах дранного пиджака, выудил пачку Мальборо, закурил, сощурился от упавших на глаза сальных прядей давно немытых волос.
Они покинули клуб держась за руки будто школьники-подростки…
Я потащился к барной стойке, надеясь залить свою горечь кружкой хорошего пива в этот невезучий морозный вечер. В ушах у меня стоял стук каблуков Юски, я стал напряженно припоминать, когда же я в последний раз держал её за руку, как вдруг обнаружил, что денег мне не хватает даже на чашку кофе…
- Ну что, дружище, переживаешь кризис? Варианты: душевный, творческий, любовный? Может материальный? – Брайан хлопнул меня по плечу.
Я и не заметил, как кончилось его выступление. Большая часть публики покидала клуб, а Брай, стоя со мной рядом, по обычаю нагло ухмылялся, бешено вращая своим правым полосатым глазом.
- Пива. Два пива, - сказал он бармену и уселся на высокий стул рядом со мной.
Я благодарственно посмотрел на него со слезами на глазах. Чертов дым!
- Вижу у тебя снова проблемы в жизни.
- Да…
- Будь проклят двадцать первый век! – глаза Брайана полыхнули зеленым пламенем, осветив скуластое лицо.
Наверное, слышать из уст Брая Мэнсона нормальную, членораздельную речь иногда было всё же удивительно, даже для меня, настолько внешне он производил странное впечатление. Но всё равно, я уже давно привык к этой его анимэшной внешности взбесившегося, но абсолютно серьёзного Арлекина. Правда, он уверял меня, что в его мире все такие. И даже хуже.
- Ну вот скажи… зачем? Зачем ты поёшь обо всей этой дряни? – делая большой глоток чудесного пива, спросил я задушевным голосом, невольно любуясь эффектной внешностью Брая, - Ведь петь нужно о любви. О женщинах… а ты всё про геев, шлюх, обезьян, перебинтованных микки-маусов…
Брайан так сильно расхохотался, что его красные патлы встали дыбом, а цветной полосатый глаз выпал из глазницы и прыгнул на барную стойку.
- Эх, парень, да ты романтик…- просипел Брайан, всё ещё загибаясь от смеха и вставляя свой вертящийся глаз обратно на место, - По-твоему, на черта я околачиваюсь тут, в этом кукольном Хельсинки? Я же из четвертого измерения! Таких как я тут пинают. Но я же выкрутился. Посмотри, КАК я выкрутился. Я же пытаюсь вдолбить в голову всем этим людям, что есть другая, обратная сторона нашей жизни… а песенки о любви и женщинах пусть поют такие красивые мальчики как этот Светик-Семицветик…
- Что ты сказал про светика?!
- Чего?..
- Что ты сказал про Винни, я спрашиваю!!
- Не Винни, а Вилле. Тебя волнуют подобные красавцы?
- К… к-крас-савцы?! – мой левый глаз подергивался от нервного тика, - Юска… Моя Юска, она…
- Да?! – изумился Брайан, уставясь на меня диким взглядом бешеных глаз, - Не может быть?! Вот это да!
- Угу… Она… встречается… с этим Вилле…
Брайан вздохнул, покачал своей патлатой головой. Дал мне прикурить.
- Вот так дела, старик… ты, похоже, неудачник, а вот твоя Юска – королева. В своеобразном репертуаре, конечно, но всё же.
- А что… он такой замечательный, этот Вилле?! – я подавился сигаретным дымом.
- Он… ну он как бы Свет…
- Что?! И это говоришь мне ТЫ? Я это слышу от ТЕБЯ?!
- Ну я смотрю на ситуацию с женской точки зрения…
- Какая к черту женская точка зрения?!
- Запомни старик: это сейчас тебе тяжело, - Брай до конца осушил свою кружку и с грохотом поставил на стол, - Но потом это пройдёт. Запомни это, и всегда держи в голове.

***

Если бы у меня были деньги, я бы запил.
Если бы у меня были деньги, я бы обкурился.
Если бы…
Но я уже пятый месяц не платил за квартиру. Хозяйка пансиона, которую я звал не иначе как леди Фигопис, уже давненько косилась на меня недобрым взглядом. Однажды, когда я обдолбанный и помятый, вылез из своей конуры, чтобы пройтись по заснеженному Хельсинки, мы с ней столкнулись на лестнице. Леди Фигопис обратила внимание на то, что Юска больше не появляется у меня дома. Я вяло согласился. Потом она сочувственно заметила, что я начал худеть. Катастрофически. С состраданием в голосе спросила: «Может тебя покормить чем, голубчик?» Я молитвенно сложил руки, возопил в пространство лестничной площадки: «Лучше подождите ещё чуть-чуть с оплатой!». Нарочито отсутствующий взгляд леди Фигопис принялся самоотверженно блуждать по потолку. Но, по-моему, она всегда считала меня психом. Работа у меня такая…
На самом деле я просто забывал есть. Я забывал бриться, менять носки, мыть голову… У меня начался моральный запой. Ведь отныне я был одинок и некому было хотя бы мимоходом заметить, что я похож на неудачника.
Я перестал замечать смену дня и ночи, проводя всё своё время в квартире, в полном одиночестве. Минуты, часы, дни слились для меня в единое целое и перестали иметь значение. Квартира превратилась в свалку – я повытаскивал все свои книги, и наконец, углубился в детальное изучение азов буддизма. Состояние моё, настроение, вся моя жизнь казались идеальными для проведения каждодневных медитаций. Наряду с медитативной практикой, я занимался изучением некоторых вариантов динамики психопатии, зачитывался фантастикой, разбирал свои журналистские архивы…
За окном, занавешенным жалкой пожелтевшей занавеской жил своей зимней жизнью Хельсинки. Шли снегопады, свистели вьюги, танцевали метели. Я, склонившись над книгами в круге света от ночной лампы, прибывал в других измерениях, чувствуя себя одновременно самым душевно богатым и душевно больным человеком на Земле.
Потом вдруг на утро очередного тусклого, холодного, заснеженного дня, в дверь раздался звонок. От неожиданности сердце у меня екнуло: леди Фигопис или кто-нибудь из жильцов пансиона обычно стучат в дверь. А тут звонок. Неужели… нет, не может этого быть…
Тем не менее я молниеносно вскочил на ноги. Рванул в коридор, запнулся о пирамиды книг, наваленных на пороге и растянулся на полу, пребольно ободрав себе колени о старый паркет. Постанывая я поднялся и только тут впервые додумался взглянуть на себя в мутное, пыльное зеркало, висящее на стене.
Страшная это вещь – правда… Мой немой вопль сотряс все просторы вселенной, ибо из зеркала на меня смотрело жалкое, небритое, помятое чудовище в одних семейных трусах, да ещё с по-мальчишески ободранными коленями… А уж если посмотреть на это с женской точки зрения…
Настойчиво повторившийся звонок в дверь вернул меня к жизни, заставив позабыть о страшной реальности. Я воспарил на вершину блаженства, представляя за дверью свою чудесную Юску. Юска - одетая в белую лохматую шубку, со снежинками в темных волосах, с раскрасневшимися после мороза щеками…
Я распахнул дверь и ошеломленно застыл на пороге.
Холодный воздух ворвался в прихожую, обдав меня ледяной волной.
- Привет. Ничего что я… - густой бархатный басок гулом отражался от стен лестничной площадки, - В общем, Юска просила тут забрать кое-какие свои вещички и я вот… - парень замялся, покачиваясь с пяток на носки и ожидая моей реакции.
- Да, да, конечно проходи…
- Ничего, что я так…
- Да, нет всё нормально… Я просто не ожидал… немножко неожиданно, в общем… М-м-м, ты, кажется, Винни?
- Нет… Вилле…
Я ошалело тормозил ещё несколько секунд пялясь на его разрумянившееся после улицы лицо, на выбившиеся из под шапки волосы, на блестящие зеленые глаза… Потом со вздохом впустил его в квартиру и молча потащился обратно к себе в комнату.
Он зашел в прихожую, снял шапку, встряхнул пушистыми кудрями и принялся отряхивать верхнюю одежду. Снег мокро шлепался на пол. Я, даже не предлагая ему раздеться, разгребал по ходу книжки, загромождавшие проход. Потом обессилено упал на диван и от отчаяния врубил телевизор.
Я остановился на каком-то музыкальном канале и тупо уставился в экран. Ободранные колени вдруг напомнили о себе неприятной, саднящей болью.
Вилле тем временем зашел в комнату, равнодушно оглядел весь творящийся тут стихийный ужас, пробежался глазами по разбросанной одежде, сломанной мебели, засохшим остаткам позавчерашнего завтрака, разбитым горшкам с кактусами, неубранной, несвежей постели… и именно тут я вдруг впервые осознал сложившуюся на данный момент ситуацию. Мой соперник стал свидетелем глубин моего унижения, отчаяния, беспомощности и затянувшейся депрессии…
Я сжал кулаки с такой силой, что у меня побелели костяшки пальцев и с бешенством вперился в телевизор. Вилле тем времен вытаскивал из под горы книг по дзен-буддизму женские журналы «Cosmopolitan» и складывал их в специальную картонную коробку, притащенную с собой.
Однако же не думал, что такой мужик как он у Юски на побегушках! Хха-а-а-а!.. И ведь это только мизерная часть той дискредитации мужского достоинства, которую потом она к нему предъявит! Голову помыть она, значит, его уже заставила, вон какая у него шевелюра оказывается… шапку носить – тоже, значит, заставила, а вот, что будет, когда…
- Помню, я чуть не помер когда мы это снимали, - Вилле кивнул на экран телевизора, - Мороз в сорок градусов, а у меня перчатки без пальцев…
- Что?.. – не понял я.
- Особенно долго не могли заснять главную сцену, ну со всеми участниками группы. То у Микки мигрень, то у Лазера воспаление щитовидной железы, а я же себе тогда пальцы вот и отморозил, да и не только пальцы, если признаться честно…

Love’s the funeral hearts
And an ode for cruelty
When angels cry blood
On flowers of evil in bloom

…пел прекрасный бас из телевизора.
Я очумелым взглядом уставился на парня, укладывающего женские журналы ровной стопкой в коробку. Потом перевел взгляд с него на телевизор. Моё помутившееся сознание начало медленно просветляться…
- Этот накрашенный придурок в телике – ты?! – заорал я, чуть не падая с дивана.
- Я, - флегматично подтвердил он, перелистывая страницы какого-то женского журнала, - Ой, смотри, тут моя фотография! Круто…
Я вскочил на ноги и выхватил у него из рук журнал. Там под заголовком «Вилле Вало – герой Финляндии» всеми красками переливалась глянцевая физиономия этого Вилле, который сейчас живой и настоящий смотрел на меня самым обыкновенным взглядом. Однако я не думал, что он так популярен…
- Слушай, Винни, я тебя предупреждаю… - угрожающе начал я, с раздражением швыряя журнал в коробку.
- Меня зовут Вилле, - меланхолично поправил он, раскапывая в свалке моей одежды кружевной бюстгальтер Юски.
- Не имеет значения, - я посмотрел на него диким взглядом исподлобья, для пущей убедительности даже потряс перед его носом сжатым кулаком, - Запомни, ты, герой Финляндии, что Юска – уникальная женщина и если ты…
- Да ладно, - он выразительно приподнял брови, отодвинулся, окинув насмешливым взглядом меня, облаченного в семейные трусы в коричневых пятнах от пролитого кофе, - Она сказала, что я всё равно лучше, чем ты, хотя бы потому, что не так громко храплю по ночам и не забываю о том, что по субботам мы навещаем её мамочку.
Я, стиснув зубы, подавил своё желание врезать ему прямо между глаз. Потом на меня снова напало отчаяние. Я опять обессилено упал на диван и на сей раз уставился в окно. Подоконник скрипел от толстого слоя снега.

…and a plea for mercy
When love is a gun
Separating me from you…

- Ну что я сделал не так? Что Юску во мне не устраивало?.. – простонал я в пустоту.
- Может, я ей не нравится запах твоего одеколона?..
Этот голос был словно гром среди ясного неба. Я вздрогнул как от неожиданного прикосновения и обернулся. Этот кретин был всё ещё здесь!
- А каким же одеколоном тогда пользуешься ты? – желчно осведомился я.
- Никаким, - отрешенно ответил он, - Ну ладно, я вроде всё забрал. Если где найдёшь её дезодорант, свистни ладно?
Он, натянув на голову шапку, покрутился перед зеркалом в прихожей, прихорашивая свои выбившиеся темные кудряшки, потом поправил подмышкой коробку с вещами, бодренько отдал мне «честь» и ушел, тихо прикрыв за собой дверь…

***

- Вы не поверите! – сказала вдруг Лотта необычайно вдохновенным и звонким голосом и, встав в полный рост, уперлась ладонями в стол.
Все присутствующие, особенно женская половина редакции, видимо действительно не поверили. В помещении моментально создалась тишина, как будто бы всех присутствующих разом выключили из сети. Разговоры смолкли. Пораженно открылись накрашенные, яркие, женские рты. Засверкали глаза. Разрумянились щёки.
Я, было, пошевелился на своём диване, желая разрядить обстановку, но шум моих движений синхронно совпал со свистом вскипевшего чайника, поэтому весь эффект пропал. И, похоже, никто не собирался вставать, идти, и заваривать чай. Это уже о чем-то говорило.
- Господи, нет… – потрясенно проговорила Эва, главный редактор рубрики «Звездные шмотки», дико таращась на светящуюся Лотту.
- Не может быть… - прошептала Пола, автор рецензий о последних музыкальных новинках, и закрыла лицо руками.
- Когда?! – агрессивно вдруг рявкнула Юкка, остановив свою работу над редактированием писем от читателей, и перестав стучать пальцами по клавишам клавиатуры.
Лотта намеренно медлила с ответом. В этом, наверное, заключалась вся её сущность главного редактора еженедельного журнала о мире музыки под названием «Music Show», в котором я какой-то злой волею судьбы работал уже второй месяц.
Лотта была величественна в своём вдохновении. Её письменный стол был завален трехэтажным слоем книг, кипами газет, вырезками, рукописями и прочими бумажными артефактами, и возвышалась она среди всего этого, как готическая статуя, знаменующая истинную поклонницу пресловутого музыкального жанра love-metal. Огромный бюст её, обтянутый майкой с хартаграммой, возбужденно и грозно трепыхался, пряди пышных черных волос рассыпались плечам, глаза, густо накрашенные черными тенями радостно сверкали. Сидящий рядом со мной на диване Саппо уже с откровенным восхищением пялился на редакторшу, издавая какие-то глухие не то стоны, не то вздохи, и лихорадочно вытирал носовым платком пот, неожиданно выступивший на его лице в этот морозный февральский день.
- Ух, мать моя женщина! – жарко дышал он мне в шею, а я, отчего-то подумал, что наверняка случилось, наконец, что-то действительно важное.
- В пятницу. Вечером. Сразу после концерта, прямо в гримерной. И даже не возражал! – выпалила Лотта, встряхнув крашенными черными волосами, - Я ему: да что вы, как вам будет угодно! А он: нет, как вам лучше! Представляете, девочки?!
- А, так вы об интервью? – я даже разочаровался, - Наверное, с каким-нибудь гомоподобным Брайаном Молко, простите за выражение… Девушки, кто-нибудь ну сделайте чай, ну в самом деле. Очень хочется.
Но на мою просьбу никто не обратил внимания.
- Да причём тут Молко?! – свирепо набросилась вдруг на меня наша молоденькая курьерша Лусья и тут же мечтательно произнесла, - Это другое… Это Свет… Хау бьютифул уа-а-а…
- О, так я его знаю! - я сказал это и даже испугался, ибо на меня воззрились сразу же примерно с десяток пар глаз – блестящих, удивленных, жаждущих, пожирающих.
- Как?! Когда?!
- И ты молчал?!
- Откуда?!
- Неожиданно познакомился вот… в клубе одном, - польщенный женским вниманием, я даже поудобнее устроился на диване и сложил руки на животе.
- С самим Светом?!
- Ну да… Он ещё такой… м-м-м… кудрявый немного, вот.
- Ох-х-х… - у Лусьи из рук посыпались бумаги.
- И какой он? – нетерпеливо спросила Эва и посмотрела на меня таким взглядом, что будь я в неё влюблен, я бы точно пригласил её сегодня на свидание.
- Ну, как сказать… высокий, сутулый… глаза зеленые… ну и кудрявый, говорю же.
- А это правда, что девственность он потерял аж в двадцать лет? Тоже мне, ХЕРой лав-метал! – заорала из коридора уборщица, которая, оказывается, подметала пол прямо у открытой двери кабинета.
- Это правда? – тут же с тракторным наездом в голосе спросила меня Лота, алея щеками.
- Что правда?.. – не понял я.
- Что он девственность потерял в двадцать лет!
Такого вопроса я, конечно, не ожидал. Поэтому решил не врать, а сказал честно:
- Ну же при этом не присутствовал. Откуда я, по-вашему, знаю?..
Видимо, это не пошло мне на пользу. Интерес ко мне был моментально утерян. Все снова обернулись к Лотте, кто-то даже снова занялся своим делом, только Лусья никак не могла собрать с пола рассыпавшиеся бумаги.
- Ой, какие тут все фанаты химов собрались… - досадливо поморщился я. Невольно заткнулся под испепеляющими женскими взглядами.
- А кто берет интервью у Вало? – почему-то угрюмо спросила Юкка.
Лотта, уже было успокоившаяся и усевшаяся в своё кресло, строго вскинула глаза, тут же засверкавшие из под пышной челки.
- Думаю, этот вопрос не обсуждается. Всем всё должно быть ясно. На подобные важные встречи идет только главный редактор. То есть я.
А горячего чая я в этот вечер так и не выпил.

***

В долбанном музыкальном журнале «Music Show» я работал уже шестую неделю. Просто в один из критических моментов своей депрессии я всё же решил образумится и не опускаться на социальное дно общества. Пришлось найти работу, что равносильно формуле «снова стать психом»
Юска вспоминалась мне всё реже, правда продолжала мне сниться по ночам в эротических снах. На большее мои сны были не способны. Медитативную практику я пока что забросил по причине отсутствия свободного времени. Вот и сейчас, когда у меня выдался свободный вечерок, решил я взяться за свои архивы: повытаскивал из шкафов все свои пухлые папки с засаленными тесемками, да и разложил их прямо на кухонном столе, чтобы одновременно и работать можно было и чаёк гонять. Благо на улице беспрестанно снег валил, вот за что люблю зиму - можно сидеть дома без зазрения совести…
Вдруг телефонный звонок. Я так зачитался, что от неожиданности чуть со стула не упал. Встрепенулся, посмотрел в окно – такой снегопад, что даже фонарей не видно. Сколько времени было неизвестно, часы на кухне всегда показывали без пятнадцати шесть. А может и правда уже шесть утра?.. может, я в самом деле заработался…
Телефонный звонок продолжал в наглую нарушать гармонию пространства. Я протер глаза, надел дырявые тапки, встал изо стола, шатаясь подошел к телефону.
- А… ал…алло? – зевнул я в трубку.
- Слушай, не поверишь! Ты мне нужен, боже, как ты мне нужен. Только сегодня и сейчас я поняла, как ты мне нужен, потому что никто не справится с этой работой лучше, чем ты. По крайней мере, мне так хочется думать. Бож-ж-ж-же мой! Но ты ведь сможешь, я знаю. На самом деле я верю, что всё получится, но ты постоянно вытворяешь что-то такое, что настраивает меня против тебя. Но в этот раз я тебе действительно доверяю… Боже, это похоже на прыжок в пропасть!
- Спасибо… А кто это?.. – я был буквально ошарашен.
- Говорит главный редактор журнала «Music Show» Лотта Силтанен, - сурово сказал в трубку женский голос, - Слушай. Я ногу сломала.
- Мне очень жаль! Как это случилось? – я наконец начал лихорадочно соображать.
- Не спрашивай. Но ты понимаешь – бедствие. Горю просто. И как бы мне не было противно говорить это, но мне приходится обращаться только к тебе. Больше не к кому. У Эвы свекровь умерла сегодня вечером, знаешь, наверное. Хлоя в командировке, Юкка развод оформляет…
- А Саппо? – тихонечко подсказал я.
- Саппо? Саппо Ахьопало?.. Ты что, с дуба рухнул?!
- Да нет, я просто так спросил, - я провел рукой по мокрому лбу.
- Я тебе звоню с больницы. Твоя миссия: прийти сюда ко мне и взять уже готовый вопросник, и… туда… К нему! К посланнику лав-метал! – Лотта застонала в трубку.
- Нет. Только не говори, что…
- Автограф-то хоть для меня возьми! Чтобы так прямо и написал: «Главному редактору, прекрасной женщине, фанатке Хим с семнадцати лет, истинной поклоннице таланта самого сексуального в мире мужчины - Вилле Вало…» И сфотографируй. Чтобы он улыбался. Скажи ему, что любимая песня у меня – Join Me. А клип – Gone with the sin, там где у него татуировку в низу живота видно… Боже, божжже мой!!..
Первый раз в жизни я становился свидетелем проявления столь бурных чувств и эмоций главного редактора журнала «Music Show» Лотты Силтанен. Хотя бы даже по телефону.

***

В феврале в Хельсинки как-то по особенному холодно. Снег валит с особенным остервенением, ледяной ветер, ударяясь о стены зданий, тихо постанывает, автомобили визжат тормозами на обледенелых дорогах... в общем, настоящая северная жуть.
Совершенно задубевший, продрогший, терзаемый самыми плохими предчувствиями, захожу я на следующий день в одну из больничных палат местной больницы и вижу картину маслом: редакторша на перетяжках, одна нога в гипсе по самое бедро… Я, значит, поинтересовался как её здоровье, выложил из пакета на тарелку традиционные апельсины, стараясь не обращать внимания на странные причитания Лотты об этом круел, круел ворлд, когда дай тунайт фор лав, да и вообще все мы уже бэйрид элайв бай лав и тут уж не спасет нас никакой резурекшен, пускай даже ган виз зе син и клоус ту зе флейм.…
Мой взгляд упал на тумбочку рядом с больничной койкой. Там лежал окончательный вариант вопросов интервью. Я пробежал распечатку глазами и ужаснулся: «Вилле, что вы предпочитаете больше в женском теле: попку или грудь?», «Это правда, что вы не носите нижнего белья?», «У вас был сексуальный опыт с мужчиной?», «Вилле, какую позу в сексе вы больше всего предпочитаете?»
Я почувствовал, как мне не хватает воздуха.
- Господи-божжжже мой! Сколько времени я этого ждала! Мечтала! Воображала! С семнадцати лет!! Хотела спросить у него всё то, что накопилось во мне за это время! – у Лотты тряслись губы, - И теперь, я не увижу его, не услышу его божественный, бархатный голос, не сфотографирую его, не узнаю из его уст ответы на собственные сокровенные вопросы… Нет! Это немыслимо! – заверещала она вдруг и попыталась встать с постели, - Я этого не переживу! Не вынесу! Вместо меня на интервью с Вилле Вало идёт какой-то мелкий журналистик, какой-то идиот, который даже не разу в жизни не слушал группу Him!
- Почему… я видел клип по телеку… он там в ещё черной шапке… фьюнерал хартс, ля-ля-ля, как там дальше… - попытался я успокоить подавленную редакторшу.
- О да, о да… Он там божественен! – Лотта мучительно возвела очи к потолку, - Он там словно падший ангел… И это немыслимо!! Да я только ради Вилле и пошла в журналистику!! Только из-за него достигла таких высот! Это был тернистый путь дип шадоус и бриллиант хадлайтс, и вот когда свершилось… когда я так близка к цели всей своей жизни!! Вместо меня на интервью идёт мужчина!
Перетяжки вдруг лопнули и оборвались, загипсованная нога Лотты со стуком ударилась о спинку кровати.
- Божжже мой! Я не переживу этого! Я хочу Вало!!! – надрывным голосом снова и снова кричала Лотта в истерике, здоровая нога её запуталась в простыне, и поволокла за собой сломанную. Лотта Силтанен в чудовищной позе сползала с кровати.
Я, хоть ничего и не соображал, все же не мог вынести такого позора, в кой себя обратила главная редакторша, и бросился ей на выручку. Но тут на крики в палату вбежала белоснежная медсестричка.
- Молодой человек, что же вы делаете! У пациентки нервный срыв случился! Идите прочь!
И когда я вышел из здания больницы еле устояв от порывов ледяного февральского ветра, вдохновения у меня не было никакого. Какая-то непостижимая тайна заключалась для меня в сегодняшнем безумном поведении редакторши и злой рок чудился в непредвиденном стечении обстоятельств.

***

Him играли в «Haapalahti» - один из самых крутых приватных клубов в городе. К десяти я должен был быть уже на месте, то есть минуя задние двери, оказаться в служебном коридоре, где в одной из комнат по плану и должно было произойти пресловутое интервью. Хотя я и попал в клуб, но на концерт я не пошел намеренно. Почему – не скажу под страхом смерти. И так понятно ведь…
Оказалось, что у дверей комнатки уже дежурит пара журналистов. Все они ожидали конца выступления, дабы после наброситься на фронтмена Him со всеми своими вопросами. Я сдержанно поздоровался с ними и решил подождать внутри гримерной комнаты.
Там оказались ещё две журналистки, скорее всего тоже из музыкальных изданий. Одна сидела в винтящемся кресле и слушала плеер, другая облокотившись на трюмо крутила в руках всяческие гримерные кисточки, тюбики и прочую косметику. Я поприветствовал их фразой «Him – форева!!», получил заторможенную реакцию, сделал вывод, что журналистки не фанатки химов, чему безумно обрадовался. Потом присел на пухлый низкий пуфик, достал авторучку и принялся черкать вопросы Лотты, придумывая свои.
Однако процесс затягивался. На часах уже было без двадцати одиннадцать. Судя по тому, что стены и пол уже не ходили ходуном, концерт уже давно кончился, но, выходило, что Вало опаздывал уже на сорок минут. Меня это начинало бесить, тем более вопросы совершенно не шли в голову. Когда меня зациклило на вопросе: «Вилле, зачем вы носите шапку, не лысеете ли случайно?» я бросил это гиблое дело и решил сориентироваться по ходу интервью.
Прошло ещё мучительных пятьдесят минут. Было уже пол двенадцатого.
В гримерку вернулись остальные журналисты, начали громко материться по поводу опоздания Вало. Та девчонка, что была с плеером, вздохнула, бросила диктофон в рюкзак, попросила сотоварищей по перу сказать (если Вилле, конечно, всё-таки соизволит появиться), что «Вало – совершенный педик» и что ей никогда не нравилась песня Join me, пускай даже в клипе он очень клево накрашен, но знаете ли, шуба на голое тело – это как-то из области маразма. Потом ушла. Кто-то тоже плюнул и ушел, кто-то продолжал возмущаться, кто-то поперся выяснять в чем дело.
Меня всё это бесило страшно, пару раз я уже тоже порывался всё бросить и слинять, но в голову лезли всякие неприятные мысли насчёт того, что со мной сделает редакторша (к несчастью ещё и оказавшаяся преданной фанаткой Him) , если я не принесу это интервью в редакцию….
Было что-то в этом опоздании Вало немыслимо неприятное. Как будто бы мы все ожидали снисхождения Бога с небес, а Бог этот, не представляющий собой ничего прекрасного, более того даже не пахнущий божественностью, сидел там где-то сверху и лениво подумывал: «Дать мне интервью этим козявкам или нет?»
Последние двадцать минут я мерил шагами гримерную комнату, нервно приговаривая: «Свалить? Или не свалить? Свалить! Не… нельзя сваливать!» Журналистка из подросткового «Illka» улыбаясь и наблюдая за моими метаниями, крутила в руках диктофон. Я не понимал её спокойствия и уже хотел окончательно плюнуть на это гиблое интервью, сказав при этом: «Достало! Сваливаю!», когда вдруг услышал за дверью приближающийся шквал голосов. Как будто бы по коридору нёсся ураган.
В следующую секунду дверь гримёрной распахнулась и в помещение влетела целая толпа народа, среди которых видимо и был сам господин Свет. Самого Вилле я даже сначала и не разглядел, потому что был он затянут в бешеный водоворот тел, рук и объятий, преимущественно женских. Это был некий вселенский хаос, странным образом вертящийся в маленькой гримерной комнате, ибо тут смешалось всё: визги фанатов, мат охранников, громкие голоса возмущенных журналистов… Почти невидимый Вало откровенно пытался басом посылать всех подальше, но очевидно об этом и не могло быть речи, потому что кто-то дергал его за волосы, кто-то за рукава, кто-то обнимал за ноги и рыдал о своей смертельной любви, кто-то душераздирающе орал о том, что покончит свою жизнь самоубийством…
- Всё переносится на завтра! На завтра! Неужели не видите, что ему плохо?! Держите его, он сейчас потеряет сознание! – вопил чуть ли не в рупор обслуживающий персонал клуба, отлепляя обезумевших людей от несчастного Вилле.
И только тут я с совершенной четкостью увидел его невменяемый взгляд, потекший инфернальный мэйк-апчик, разводы краски под глазами, мокрые волосы… увидел, КАК его шатало. Парень был бухой в задницу. Вот почему всё это происходит. Картина Репина: «Бухали…»
Уже в следующую секунду Вилле загнуло не по-детски, и всё тот же человеческий смерч унес его по направлению к туалету…

***

После четырнадцати повторившихся подряд телефонных звонков за промежуток с часу до полвторого ночи я решил выключить телефон. Я и так знал, что это звонит Лотта, не очень-то мне хотелось расстраивать свою главную редакторшу сообщив ей то, что интервью не удалось. Ещё меньше мне хотелось быть снова уволенным…
Поэтому на утро следующего дня, я с мучительным кряхтением полистал свою записную книжку, нашел знакомые, но зачеркнутые цифры мобильного телефона...
- Алло?
- Юска?.. Это я…
- А-а-а, это ты… привет…
- Как дела?..
- Да ничего, всё нормально… тебе что-то нужно?
- Ну как бы да… я тут просто по работе… твой Вилле дома?
- Похмелье у него, до сих пор откачать не могу... Уу-у-у, идиоты они все там, нажрались вчера в клубе, а ведь им ещё сегодня играть… А зачем он тебе?
- Да вот по работе, говорю же… задать кое-какие вопросы…
- А ну понятно. Благие корыстные цели, - в голосе Юски отчетливо зазвучало раздражение.
- Нет, подожди, ты только скажи когда он сегодня дома будет?
- Ну к двенадцати точно… Адрес знаешь? Давай, записывай…
Я записал адрес на салфетке, пожелал Юске удачи и начал готовиться к тому, что мне придётся свернуть горы ради этого интервью. Нет, ну надо же, буквально два месяца назад этот пресловутый Вилле сам ко мне приходил на квартиру, а тут я его поймать не могу!
Около одиннадцати вечера я собрал в сумку все свои журналистские прибамбасы: диктофон, опросник и фотоаппарат, закутал нос в шарф, морально подготовился к возможной встрече с Юской и, наконец, вышел из дома. Водрузил себя в теплое такси, прочитал шоферу адрес. Тот когда услышал куда мне надо, даже бычок жевать перестал.
- Эдак вас несет в такую даль, да ещё и на ночь. Это же в двадцати километрах только от самого Хельсинки. Не поеду.
- Ээ-э-э… - я был в затруднении. Кажется, мне опять катастрофически не везет…
- Тройной тариф, - рявкнул шофер, долбанув по счетчику.

…Маа-а-аза фа-а-ака… - по прошествии сорока минут мог только по-американски выругаться я, наблюдая из окна такси приближающийся силуэт старинного замка.
Припорошенные снегом каменные крылатые гаргулии у ворот мне не понравились сразу. Теряющиеся в пелене снежного тумана контуры замковых башен, тишина, совершенная безлюдность вокруг, отдаленность от города – всего этого хватило с избытком. Я почувствовал себя нелепо.
Потом я жутко испугался, когда вдруг услышал, как уезжает моё такси, свистя колесами по обледенелой дороге. Как же я теперь вернусь домой?.. А вдруг я перепутал адрес?.. Или Юска так жестоко пошутила со мной?.. Ну не могут же они с Вилле ЗДЕСЬ жить? Это же, наверное, декорация… В реале не бывает таких замков, пускай даже за двадцать километров от самого Хельсинки…
Я решил не думать об этом. Просто постучал несколько раз молотком в гигантскую, обитую железом дверь и решил, что если мне откроет сам граф Дракула, то я не удивлюсь…
- А это ты, - сказал появившийся в дверном проёме Вилле, - Привет.
- Прости, что так поздно, просто я вот…
- Всё нормально, Юска мне сказала про твоё интервью. Заходи скорее, а то холодно.
Он помог мне раздеться и повесил мою верхнюю одежду на вешалку, стоящую на жутких звериных лапах. Только тут, в неверном освещении свечей, я разглядел его бледное лицо и дьявольски полыхающие глаза в черных провалах глазниц...
- Я только что с выступления, - устало пояснил он, стирая с щек следы помады, - Мы сегодня концерт давали. В женском монастыре имени Святой Анны.
Я понимающе покивал, он же шаркая кроссовками, повел меня вверх по широкой каменной лестнице.
- Ты тут живешь? – спросил я.
- Угу. Временно, правда. Всего какие-то сотни лет. Предки уехали навестить дядюшку в Трансильванию, а дом оставили в моём распоряжении.
Я молча проглотил своё идиотское удивление. Тем временем мы оказались на совершенно темном втором этаже. «Нет электричества» – спокойно объяснил Вилле и повел меня куда-то в левое крыло замка.
Мы вошли в освещенную свечами гостиную. В высоких стрельчатых окнах стояла непроницаемая темень, от каменных стен тянуло замогильным холодом, несмотря на яростное пламя камина. На одной из стен в золоченой раме покоился портрет неизвестного благородного господина. Тем не менее, его лицо показалось мне смутно знакомым. Особенно эта острая бородка и клыки…
- Это портрет моего дядюшки, - ответил Вилле, - Мама говорит, что я чем-то на него похож.
Я обернулся: он разливал в белоснежные чашки горячий чай. С молоком.
Вилле пригласил меня сесть за массивный стол, покрытый тяжелой скатертью, бархат которой был изъеден молью. Потом поставил передо мной чашку и пододвинул мед. Огромные настенные часы в обрамлении ангелов из темного золота пробили ровно полночь.
- После такого похмелья, что у меня сегодня было, я только и могу чаек пить, - изрек Вилле и улыбнулся клыкастой улыбочкой…
- А где Юска? – спросил я, стряхивая с себя наваждение.
- Телик смотрит.
- Так электричества же нет…
- Ну так это на первом и втором этаже крысы проводку перегрызли, а на пятом всё работает, - Вилле шумно отхлебнул из чашки, - Не, то, что я нижнее белье не ношу – это всё вранье, ну ты же понимаешь. Во-первых холодно, особенно зимой, а во-вторых… ну понимаешь… Сексуальный опыт с мужчиной был, я уже, по-моему, говорил об этом… Что там ещё всех так волнует… Что я предпочитаю… попу или грудь в женском теле… дай подумать…
Я лихорадочно включил диктофон, потрясенно подождал некоторое время, но так и не дождался ответа. Казалось, Вилле ушел в полную прострацию.
- Нн-н-ну так что?.. – подал я голос.
- Знаешь, у меня для тебя есть забавная история, я уверен, что она тебе будет интересна, - сказал, наконец, Вилле по-детски подпирая рукой щеку и смотря куда-то в пространство, - Мы были в Амстердаме и пошли с ребятами в клуб. Там был огромный бассейн. А через некоторое время мы с парнями оказались там во всей одежде, с виски и сигаретами.
- Очень интересная история, - я энергично покивал.
- Подожди, это ещё не всё. Дело в том, что на следующее утро я проснулся в наручниках.
- Почему?
- Ну, я был так пьян, что люди приняли меня на туриста, принявшего кучу наркотиков. Они выломали дверь моего номера и надели на меня наручники. Типа такая первая помощь.
Я нервно рассмеялся. Вилле закурил сигарету и взглянул на меня без тени улыбки на лице.
- Это я к тому, меня часто принимают за простого туриста и вообще не узнают на улицах. Поэтому я иногда, бывает, удивляюсь, когда обнаруживаю вокруг себя какую-нибудь кутерьму вроде того, что было вчера, когда я напился. Я то думал, что в моём родном Хельсинки меня никто не знает. Ну по крайней мере раньше так было…
- Хочешь успокою?.. Я почти не знал… Ну если бы не тот клип по телеку… фьнерал хартс, фловерс ин блу-у-ум… хорошая песня, кстати…
- Правда?.. Спасибо… - он смущенно улыбнулся, так, что на щеках заиграли ямочки.
- Да ладно… Можно ещё чаю?..
- Конечно… - Вилле пододвинул ко мне фарфоровый чайник, - А вообще знаешь… Ты мне нравишься. Совсем не надоедливый даже несмотря на то, что журналист… Я вот тут подумал… Если хочешь, я могу тебя сделать бессмертным.
Я тихонько сделал глоточек горячего чая и решил не спорить.
- Надо же, - немного удивился Вилле, - Не думал, что ты так быстро согласишься. Но тогда сначала нужно подумать насчет вот чего…
Он встал из-за стола и подошел к высокой двери красного дерева. Распахнув её он продемонстрировал мне сырой чулан с десятком находившимся там гробов.
- Вот в этом немного неудобно лежать, потому что он жмет по бокам, хотя и обит внутри красным бархатом, - сказал Вилле, взмахнув тлеющей сигаретой и не обращая внимания на мои дико вытаращенные глаза, - Я думаю тебе подойдёт вот этот – дубовый, с резьбой на крышке, видишь?
Дзинь! Я опрокинул чашку и бархат скатерти моментально впитал в себя чай. Я молниеносно схватил диктофон и с журналистским азартом в глазах набросился на Вилле…

***

- Ты, оказывается, редкостный болван, - с каменным лицом произнесла Лотта, крутя в руках мой диктофон.
Я обалдело воззрился на редакторшу. Не понял и продолжил восторгаться дальше:
- Ну как?! Видали?! Во какая работа! Это же уму не постижимо! Как я его раскрутил на такое, а?! Слышали?! Во-о-о! Благодаря этому сенсационному интервью рейтинг нашего журнала взлетит на недосягаемую высоту! И я согласен на должность заместителя главного редактора, - закинув ногу на ногу надменно заявил я, страшно довольный собой.
- Ты, оказывается, ко всему прочему ещё и редкостный придурок. Ты уволен. – голос Лотты был холоднее февральской температуры за окном.
- Что?..
- Ты забыл вставить в диктофон батарейки, - стиснув зубы от бешенства процедила Лотта, скрипнув под столом гипсом.
Я застыл, не поверив свои ушам… не может быть…
- Может! – прошипела Лотта, - Боже, какого черта я только поручила тебе это!.. Любой идиот мог справиться с этим заданием лучше, чем ты!! Теперь мы лишены интервью с Вало, а это целых четыре страницы журнала, плюс фотография на обложке! Номер должен выйти уже завтра днём!!! – прямо над моим ухом просвистели канцелярские ножницы. Лотту колотило в припадке бешенства.
- Нет… не может быть… я могу воспроизвести весь наш разговор с точностью до подробностей... Я могу вспомнить каждое слово… например, он сказал, что в родстве с самим графом Дракулой… Этот их фамильный особняк, в котором он сейчас живет всего какие-то сотни лет… сам Вало бессмертен… Он мне показывал свои гробы! И предлагал мне стать вампиром, но я не согласился!..
- Какие гробы!! – орала Лотта, - Оо-о-о, бож-ж-же мой!! Целых четыре страницы! Убирайся к дьяволу и чтобы я тебя здесь больше не видела!! - мимо меня со вистом пролетел костыль и с грохотом ударился в закрытую дверь…

***

- Ну как дела? Твой редактор похвалил наше с тобой интервью? – поинтересовался Вилле, поджидавший меня у входа в редакцию.
Я понуро опустил голову и уныло побрел по заснеженному тротуару. Сейчас было только четыре часа, но уже включились фонари – в Хельсинки всегда темнеет очень рано, особенно зимой.
- Эй, что-то случилось? – Вилле болтая ногами и поскальзываясь поспешил ко мне.
- Я уволен, потому что забыл вставить в диктофон батарейки, - обреченным голосом сказал я.
- Да, кстати, я сразу заметил, что красная лампочка на твоём диктофоне не горела, - спокойно сообщил мне Вилле, - И ещё он не жужжал. Знаешь, обычно, когда диктофон ведет запись, он слегка жужжит. Жжжж-ж-ж, вот так…
- Слушай, пойдём со мной в редакцию, ты всё скажешь этой сумасшедшей!
- Кому?
- Моей главной редакторше! Она мне не верит!
- Ну я бы тоже не поверил.
- Так пойди и скажи ей, что я не виноват! Она же ради тебя всё сделает, она твоя фанатка! – я вцепился холодными пальцами в рукав его куртки.
- Нет уж спасибо. Хочешь, чтобы она меня изнасиловала?
- У неё нога сломана…
- Какая разница…
- Вало, ну твою мать, в самом деле! Ну скажи, ты ведь не врал, когда говорил мне, что твоих жилах течет кровь самого графа Дракулы?!
- Хм, я такое говорил?..
- ?!?!
- Ну знаешь, просто иногда жизнь кажется такой скучно, что приходиться фантазировать, чтобы она стала хоть чуть-чуть разнообразнее... Может зайдем в «Crazy Grapes»? Тут недалеко…
Мы уже были у дверей клуба, замерзшие о облепленные снегом как снеговики, когда вдруг у входа столкнулись с Юской и Брайаном, выходящими на улицу в обнимку.
- Салют, ребята! – проорал Брай и вручил нам с Вилле по розовой открытке. Затем схватил светящуюся Юску за руку и потащил к своей машине.
- Брайан? – не понял я, смотря им вслед.
- Юска?.. – слегка удивленно спросил Вилле, закрываясь рукой от падающего снега и наблюдая за тем, как Брай любовно сажает Юску в свой раздолбанный красный лимузин, припаркованный почти у самого входа. Секунда – и автомобиль свистя колесами, скрылся в пелене снегопада.
- Что у тебя там? Тоже самое, что и у меня? – меланхолично поинтересовался в Вилле.
Я развернул открытку и прочитал: «Приглашаем Вас на нашу помолвку в следующую субботу, одиннадцатого февраля. Брайан Мэнсон и Юска Раутаваара»
- Это, наверное, оттого, что я вчера её тоже предложил стать бессмертной, - расстроено сказал Вилле.
- Хельсинки прекрасен в это время года, верно? - спросил я, наблюдая за тем, как мутным желтым светом загораются окошки домов в жилых кварталах.
- Да, - подтвердил Вилле, - Особенно снег.

-----------------
ноябрь 2004

отдельное спасибо:
Лоле Rouge за ШПИЛЬКИ (пронзили насквозь)
Пани Ракше за коллекцию описаний зеленых глаз
Halo-of-Hellsinki за непрерывнотекущую параноидную шизофрению на фоне пароксизма инспираторного удушья

 

[вернуться в раздел "историй"]